Сить — таинственная река - Анатолий Петухов

— Но мы не знаем точно, где именно сброшен десант! — заметил Никифоров.

— А што знать? Ежели бы на этой стороне болота, наши посты услышали бы; ежели к западу, там серковские посты дежурят, к востоку — армейские дозоры до самой Мальменьги. По-моему, за Мярг-со самое пустое место — хорошее для десанту место. Оттуда их ждать надо. И всем нам на Нена-мяги ходить надо…

Дверь распахнулась, на пороге показались Митя и Ленька.

Все поняли, что на третьем посту уже что-то случилось.

Под напряженными взглядами полутора десятка людей Ленька, вытянувшись перед Никифоровым, обстоятельно докладывал о ночном происшествии.

Когда он кончил, с минуту стояла гнетущая тишина. Потом мужики стали передавать друг другу свернутую гармошкой газету, тихо отрывали от нее по листочку, и было слышно, как крупчато шуршала о бумагу махорка.

Никифоров, только что раздавивший свой окурок в жестяной банке, тоже крутил цигарку. Густые седеющие брови его были сдвинуты.

— Ты ничего не прибавил? Ничего не перепутал? — спросил он наконец у Леньки. — Ты хорошо видел, что этот человек поднял винтовку с земли и разрядил ее?

— Все это я видел.

— Н-даа… Этто новость. Это такая новость!..

— Тут всякое можно думать, — подал голос Леваков. — Не попросить ли помощи у солдат?

— Я тоже об этом подумал, — быстро сказал Никифоров. — Предполагать, конечно, можно что угодно. Но не будем гадать… Третий пост я беру на себя. Надеюсь, из Мальменьги подкинут помощь. Ребята остаются со мной. Связными. Штаб — в Коровьей пустоши, у Федора Савельевича. Остальные — по семь человек — на первый и второй пост. На мелкие группы дробиться не будем, рискованно: вдруг Мальменьга не сможет помочь? Старшие: на первом посту Леваков, на втором Зорин. Сорвется с Мальменьгой — пришлю связных, и тогда все сосредоточимся на третьем посту. Если связные не придут, останетесь на местах до шести утра. Пароль — «ребой». Вопросы есть?.. Нет? Тогда все.. Леваков и Зорин! Распределите людей и приступайте к выполнению задания.

…Через четверть часа можно было видеть, как на дорогу из села Куйв-мяги на гнедой лошади вылетел всадник. Низко склонившись в седле, он карьером понесся в сторону Мальменьги. Это был Митя Кириков.

Никифоров сам решил сходить на третий пост, чтобы встретиться с Кривым один на один. Федор Савельевич одобрил это намерение, а Ленька испугался: «Если Кривой предатель, он может убить командира, или сам Никифоров как-нибудь проговорится, и тогда Кривой поймет, что предательство его раскрыто».

Но свои сомнения Ленька не решился высказать вслух. Лишь в последний момент, когда уже в Коровьей пустоши у дома Кириковых Никифоров остановился и сказал: «Ну, я пошел!», Ленька не выдержал:

— Павел Иванович! Возьмите и меня с собой. Я вам не помешаю.

— Нет. Тебе нельзя на посту появляться, — хмуро ответил Никифоров и добавил, чуть-чуть улыбнувшись: — Ты ж больной!

— А я спрячусь, и он ни за что меня не увидит.

— Нет, нет. Так рисковать нельзя.

— Но вы больше рискуете!

— Ты думаешь, рискую? — Никифоров посмотрел в рыжеватые Ленькины глаза и, видно поняв, что творится у парнишки в душе, раздумчиво сказал: — Ладно. До опушки проводишь…

И они пошли — большой, угловатый и грузный Никифоров и сухонький, но жилистый и шустрый, как молодой петушок, Ленька.

— Значит, боишься за меня?

— Боюсь. Если он продался, то что хошь может сделать!

— «Продался»… Это страшное слово. Подозрение в таком деле — самое жестокое подозрение.

Ленька покраснел: как он мог забыть предупреждение Мити — не говорить таких слов!

— А тот, в накидке, и о деньгах что-то говорил, — вспомнил он вдруг.

— О деньгах? Что он говорил о деньгах? И почему ты раньше этого не сказал?

— Так я же не знаю, к чему он упомянул деньги! Мелькнуло слово «деньги», и все. А к чему, зачем, я не понял…

Сейчас, когда отхлынуло волнение и нервное напряжение, когда не нужно было удерживать в голове последнюю не до конца понятую фразу, сказанную Кривым, в памяти неожиданно начали всплывать все новые и новые слова, которые Ленька слышал ночью.

— Они и о Мальменьге что-то говорили. Какой-то отряд то ли должен выйти из Мальменьги, то ли попасть туда…

— Ну!

— Потом Сибирь вспоминали, финнов…

Никифоров поморщился:

— Ты, по-моему, начинаешь фантазировать…

— Ничего не фантазирую! Я слышал все эти слова — они одинаковые и на вепсском, и на русском языке. Только сразу их забыл.

— Это бывает… Может, еще что-нибудь вспомнишь?

Ленька наморщил лоб, отыскивая в памяти временно позабытые слова и фразы, но больше ничего не мог вспомнить. Помолчав немного, он спросил:

— А у вас хоть пистолет с собой есть?

— Пистолет? А зачем он?

— Ну как же! У него винтовка. И нож на поясе.

Тронутый этой опекой, Никифоров опять улыбнулся:

— Эх, Леня, Леня!.. Не волнуйся, есть у меня пистолет, есть! Только если дело до пистолета дойдет, значит, я никудышный дипломат. И разведчик никудышный. И незачем мне туда идти.

Ленька немного успокоился, чувствуя, что Никифоров хорошо сознает всю ответственность того, что делает, на что решился.

На опушке березовой рощи они остановились.

— Все. Дальше тебе ходить не надо. Забирайся вот под тот стог и жди меня.

— А я думал, мы пойдем до самого бора.

— До бора?.. За этой рощей нам нельзя показываться.

— Почему?

— Подумай. Потом скажешь.

Никифоров потрепал Леньку по плечу тяжелой жесткой рукой и ушел.

Под стогом, на солнцепеке, было тепло, тихо, уютно.

«Почему нельзя показываться за рощей? — думал Ленька, кусая сухой стебелек тимофеевки. — Кто может увидеть? Кривой? Но он же далеко, у окопа, а бор тянется чуть не на целый километр. Или Никифоров думает, что Кривой не один?.. — И вдруг осенило: — Если Кривой — предатель, то он теперь враг. А враг не будет сидеть сложа руки, у окопа ему делать нечего. Теперь он боится за свою шкуру, боится, что его разоблачат, поймают…»

Ленька представил, как Кривой, спрятавшись на этой стороне сосняка, осматривает окрестность в бинокль. Вот он заметил, как из березняка вышли двое. Поднес к глазам бинокль и увидел: идут Никифоров и Ленька. Что он подумает?

«Да он сразу же все поймет! — И холодные мурашки пробежали по Ленькиной спине. — Вот, оказывается, Никифоров-то какой!..»

Но все равно на сердце у Леньки было тревожно: скрытый враг всегда опасней врага открытого, предатель вдвойне опасней фашиста.

Кривой появился перед Никифоровым внезапно.

— Стой! Кто идет? — окликнул он и угрожающе направил винтовку на командира.

Никифоров сказал старый пароль, и Кривой тотчас взял винтовку на ремень.

Прежде, когда командир проверял посты — а делал он это не часто, — Кривой обычно терялся при неожиданной встрече с Никифоровым, не решался окликать его. Теперь же на лице Кривого не было растерянности. Значит, он успел внутренне подготовиться к этой встрече.

Как всегда, Никифоров подал постовому руку, спросил:

— Как дела? Все в порядке?

— Вроде бы в порядке, — пожал плечами Кривой.

— Хорошо… Почему не явился по вызову?

— Так как же?.. Парнишка-то заболел. Не мог я пост оставить! Сами предупреждали…

— Верно. — Никифоров нахмурил брови и неожиданно сказал: — В эту ночь сброшен десант…

Взгляды их встретились. Кривой закашлял. Никифоров продолжал:

— Засекли серковские посты. Срочно попросили помощь. Половину группы я отправил туда. Вечером поведу в Серково остальных.

— И на постах никого не останется?

— На первом и на втором никого. А здесь — Митя Кириков.

— А я?

— Ты тоже в Серково.

Кривой переступил с ноги на ногу, снова кашлянул. Никифоров стал свертывать цигарку.

— Кури! — и протянул Кривому кисет.

Кривой оторвал клочок газеты, но пальцы сильно дрожали, табак просыпался.

— Что у тебя так руки трясутся? Или тоже заболел?

— Лишку здоровья нету, Павел Иванович. Я ведь малярийный. Иногда так колотит, что и винтовку-то в руках держать не могу.

«Неумно врешь, — отметил про себя Никифоров. — Парнишка больным прикинулся — это еще туда-сюда, а тебе-то надо бы придумать что-то посерьезнее». И сказал:

— Плохо. Раньше ты не жаловался на малярию.

— А чего жаловаться? От этого легче не станет.

— Тоже верно… Ну ладно. Я пойду. Кириков сменит тебя в шесть вечера. В Серково отправляемся ровно в восемь. От сельсовета.

— Понял… Только пользы-то от меня не будет.

— Это почему же?

— Так руки-то!.. Коснись дела, я и выстрелить путем не могу.

Никифоров строго посмотрел на постового:

— Нам нужны люди, которые могут стрелять. И хорошо стрелять!

Кривой тяжело вздохнул, уставился в землю. Никифоров жадно курил, раздумывая, как же быть.